— Да хватит тебе тарелками греметь, сядь уже, разговор есть.
Марина замерла с мокрой губкой в руке. Вода шумела, ударяясь о дно нержавейки, разбрызгивая мелкие капли на халат. Сергей сидел за столом, отодвинув от себя недоеденный борщ. Хлебная корка валялась на клеенке, рядом — пятно от сметаны. Он барабанил пальцами по столешнице — тук-тук-тук. Нервный, но довольный. Слишком довольный для человека, который три месяца ныл, что на работе сократили премии.
За окном ноябрьская слякоть мешалась с первым снегом, превращая двор в серое месиво. В кухне пахло жареным луком и сыростью, тянуло от окна — уплотнитель давно просил замены.
Марина выключила воду. Вытерла руки о полотенце, висевшее на дверце духовки.
— Что случилось? — спросила она, не садясь. — Машина сломалась? Или опять мать звонила с «сердечным приступом», который лечится только деньгами?
Сергей поморщился, как от зубной боли.
— Вечно ты язвишь, Марин. Нет бы мужа поддержать, порадоваться. Я, между прочим, проблему решил. Глобальную.
Он полез во внутренний карман пиджака, который так и не снял, придя с работы. Достал сложенный вчетверо лист бумаги, разгладил его на столе, прижав ладонью, будто боялся, что улетит.
— В общем, так. Дом я продал.
Марина моргнула. В ушах зашумело, как в старом трансформаторе. Она машинально поправила прядь волос, выбившуюся из пучка.
— Какой дом?
— Ну какой-какой? Наш. Дачу. Недострой этот проклятый в СНТ.
— Кому? — голос у нее стал плоским, деревянным.
— Да нашел тут одного… Мужик с северов, ему срочно надо было. Деньги — нал, сразу на руки. Без ипотек, без волокиты. Сделка сегодня прошла, в МФЦ сгоняли, всё оформили.
Сергей широко улыбнулся, обнажив зубы, на одном из которых застрял укроп.
— И вот главное, Марин! — он победно хлопнул ладонью по столу. — На вырученное мы с мамой на Мальдивы слетаем! Я уже и путевки присмотрел, горящие. Через три дня вылет.
Марина медленно, очень медленно, чтобы не упасть, выдвинула стул и села. Ножки стула противно скрипнули по линолеуму.
— С мамой? — переспросила она. — На Мальдивы?
— Ну да! — Сергей оживился, будто не замечал ее остекленевшего взгляда. — У нее же давление, врач сказал — нужен морской климат, спокойствие. А ты сама говорила, что жару не переносишь, у тебя вены, варикоз. Тебе вредно. А маме — в самый раз. Да и я устал, Марин. Я этот год как проклятый пахал. Имею я право хоть раз в жизни пожить как человек?
Марина смотрела на мужа и видела не сорокапятилетнего мужчину с начинающейся лысиной, а чужого, абсолютно незнакомого человека.
— Сережа, — тихо сказала она. — Мы этот дом строили шесть лет. Я туда все отпускные вкладывала. Я шубу не купила, в старом пуховике хожу четвертый год. Мы кредит брали на крышу. Ты его закрыл?
— Ой, ну началось! — Сергей закатил глаза и откинулся на спинку стула. — «Мои отпускные, мои кредиты». Я там горбатился каждые выходные! Я спину сорвал на этих грядках твоих!
— Ты там шашлыки жарил, пока я полола, — Марина сказала это без эмоций, просто констатировала факт. — Ты продал дом? За сколько?
Сергей замялся. Его взгляд метнулся к окну, потом на холодильник.
— Ну… Рынок сейчас стоит, сама понимаешь. Сезон мертвый. Скинул немного за срочность.
Он назвал сумму.
Марина почувствовала, как пальцы ног в шерстяных носках поджались от холода.
— Это же треть от того, что мы вложили. Это даже не цена участка. Ты с ума сошел?
— Зато живые деньги! Прямо сейчас! — взвизгнул Сергей, переходя в нападение. — А так бы он стоял, гнил, налоги плати, взносы эти председателю плати! Я нас освободил от ярма! Ты спасибо должна сказать!
— И эти деньги… — Марина сглотнула комок в горле. — Ты решил потратить на путевки?
— Не потратить, а вложить в здоровье! В здоровье матери! И в мое душевное равновесие. Ты же вечно всем недовольна, с тобой отдыхать — только нервы тратить. А с мамой мы тихо, спокойно… Она всю жизнь мечтала океан увидеть.
В прихожей зазвонил телефон. Мелодия «Пусть бегут неуклюже» — звонок, который Сергей поставил на мать. Он вскочил, чуть не опрокинув стул, и бросился в коридор.
— Да, мамуль! Да! Сказал! — донеслось оттуда. — Да всё нормально, я же говорил, она поймет. Чемодан? Да доставай большой, тот, с колесиками.
Марина сидела неподвижно. Взгляд упал на кухонное полотенце с петухами. Грязное. Надо в стирку. Мысли цеплялись за какую-то ерунду, потому что думать о главном было страшно.
Дом. Её мечта. Место, где она планировала жить на пенсии, разводить гортензии, сидеть на веранде с чаем. Она знала каждую доску в этом доме. Она выбирала плитку для ванной три недели, сравнивала цены, искала по акциям. Она сама красила стены в спальне, потому что Сергей сказал, что у него аллергия на краску.
И теперь этого нет. И денег нет. Есть Мальдивы для свекрови.
Она встала. Ноги были ватными. Подошла к окну. В стекле отражалась кухня: старый гарнитур, облезлый чайник, и она сама — полная женщина с серым лицом и потухшими глазами.
Сергей вернулся, сияя.
— Мама так рада! Плачет от счастья. Говорит, ты святая женщина, что отпускаешь.
— Я не отпускаю, — сказала Марина, не оборачиваясь.
— Что? — улыбка сползла с лица Сергея. — В смысле?
— В прямом. Где деньги?
— У меня, — он похлопал по карману. — Часть уже на карте, часть налом. Билеты я забронировал, завтра выкупать.
— Отдай мне деньги. Половину.
Сергей хмыкнул, неприятно скривив губы.
— С чего это? Дом на меня оформлен был. Я хозяин, я и распоряжаюсь. А ты… Ты жена. Твое дело — мужа поддерживать, а не карманы выворачивать. И вообще, я уже маме пообещал. Ты хочешь, чтобы у нее удар случился? Ты же знаешь, она впечатлительная. Если мы сейчас всё отменим, она не переживет. Ты убийцей хочешь стать?
Манипуляция была старой, заезженной, как пластинка. Свекровь, Зинаида Петровна, «умирала» каждый раз, когда ей было что-то нужно. То новый телевизор, потому что от старого «глаза слезятся», то санаторий, то ремонт. И Сергей, вечный мальчик, бежал спасать мамочку, выгребая из семейного бюджета последнее.
Но дом… Это было за гранью.
Марина повернулась.
— Сережа, ты продал имущество, нажитое в браке. Без моего нотариального согласия.
— А вот и нет! — он торжествующе поднял палец. — Участок мне отец подарил! До свадьбы еще! Так что земля моя. А дом мы не регистрировали, он как стройматериалы шел. Так что юридически я продал свою землю и кучу досок. Ты тут вообще ни при чем. Я у юриста консультировался.
Вот как. Консультировался. Значит, готовился. Не спонтанно, не «подвернулся мужик с севера». Он планировал это. За ее спиной. Пока она сводила дебет с кредитом на работе, пока штопала ему носки, пока готовила этот чертов борщ.
— Уходи, — сказала Марина.
— Куда? — опешил Сергей. — В комнату?
— Из квартиры. К маме. Вали к ней, собирай чемоданы, мажь кремом спину.
— Ты чего, Марин? — он испуганно моргнул. — Квартира-то общая. Куда я пойду на ночь глядя?
— Квартира моей мамы, — напомнила Марина. — Ты здесь только прописан. И то временно, регистрацию продлевать через месяц.
— Ну ты и стерва, — протянул он, меняясь в лице. — Я ей про море, про радость, а она меня из дома гонит? Из-за денег? Тебе бумажки дороже мужа?
Он схватил со стола кусок хлеба, скомкал его в кулаке и швырнул в раковину.
— Да подавись ты! Я думал, мы семья. Думал, ты поймешь. А ты… Мещанка. Только о бабках и думаешь.
Сергей выскочил из кухни. Через минуту хлопнула дверь спальни.
Марина осталась стоять посреди кухни. Тишина давила на уши. Кап-кап-кап — капал кран. Она забыла его закрутить посильнее, прокладка совсем износилась.
Надо было плакать. Нормальные женщины в таких ситуациях плачут, бьют посуду, кричат. А внутри у Марины была только ледяная пустота. Будто выскребли всё ложкой, до самого дна.
Она подошла к столу, взяла бумажку, которую принес Сергей. Это был предварительный договор купли-продажи. Сумма действительно была смехотворной. Но взгляд зацепился за дату.
Договор был подписан две недели назад.
Две недели он молчал. Жрал ее еду, спал в ее постели, смотрел с ней сериалы по вечерам. И молчал. А деньги, значит, уже две недели у него? Или…
Она бросилась в спальню. Сергей лежал на диване, отвернувшись к стене, и демонстративно громко сопел, изображая обиду вселенского масштаба.
Марина подошла к шкафу, где в коробке из-под обуви они хранили «подушку безопасности» — скопленные доллары на черный день. Открыла коробку.
Пусто.
Ни долларов, ни старого золотого кольца бабушки, которое она туда положила «чтобы не потерять».
— Где? — спросила она в спину мужу.
Сергей не пошевелился.
— Сережа, где накопления? Там три тысячи долларов было.
Он резко сел, свесив ноги. Лицо было красным, помятым.
— Я добавил к путевкам! Ты цены видела вообще? Отель пять звезд, «всё включено», перелет, страховка. Маме нужен комфорт! Я не мог ее в сарай повезти!
— Ты взял мои деньги.
— Наши! Это были наши деньги! — заорал он. — Я тоже работаю!
— Ты полгода сидел дома, пока «искал себя», забыл? Мы жили на мою зарплату. Эти доллары — это была моя премия за годовой отчет!
— Ну хватит считать! — он вскочил. — Вернусь — заработаю! Отдам я тебе твои копейки! Господи, как же ты меня достала своим крохоборством!
Он схватил спортивную сумку из шкафа и начал швырять туда вещи. Футболки, трусы, носки — всё комом.
— Я к маме поеду! Там меня хоть ценят! Там меня любят! А ты сиди тут, чахни над своим златом, которого нет!
Марина смотрела, как он мечется по комнате. Ей вдруг стало смешно. Страшно, горько, но смешно. Он выглядел как капризный подросток, который убегает из дома, потому что ему не купили игрушку. Только игрушка стоила ей шести лет жизни и всех сбережений.
— Ключи оставь, — сказала она.
— Что?
— Ключи от квартиры. Оставь на тумбочке.
Сергей замер. Потом с силой швырнул связку ключей на пол. Звякнул металл о ламинат.
— На! Подавись! Вернусь с Мальдив — на развод подам. Не нужна мне такая жена. Жадная, мелочная баба.
Он застегнул молнию на сумке, заевшую на середине, рванул так, что собачка осталась в руке, чертыхнулся, подхватил сумку под мышку и вылетел из квартиры.
Грохнула входная дверь.
Марина осталась одна.
Она медленно подняла ключи с пола. Брелок в виде домика — Сергей подарил ей его на годовщину три года назад. «Это для нашего будущего коттеджа», — сказал он тогда.
Она сжала брелок так, что острые углы впились в ладонь.
Значит, Мальдивы. Значит, мама. Значит, развод.
Она пошла на кухню. Налила себе стакан воды, выпила залпом. Руки дрожали мелкой, противной дрожью.
Телефон на столе пискнул. Пришло сообщение. От свекрови.
*»Мариночка, не сердись на Сереженьку. Ему отдых нужен, он так устал. А мы тебе ракушку привезем! Чмоки!»*
И следом фотография: Зинаида Петровна в новой шляпе с широкими полями, явно купленной на те самые доллары.
Марина смотрела на экран, и в голове у нее что-то щелкнуло. Как переключатель. Дрожь в руках прошла. На смену ей пришло странное, холодное спокойствие. Расчетливое. Злое.
Она вспомнила папку с документами, которую Сергей, в своей эйфории и спешке, оставил на кухонном столе. Тот самый договор купли-продажи. И еще какие-то бумаги под ним.
Она перевернула договор. Под ним лежал чек из банкомата. Снятие наличных. Дата — вчерашняя. Сумма огромная.
А под чеком — расписка. Написанная корявым почерком Сергея.
*»Я, Иванов Сергей Петрович, обязуюсь вернуть долг в размере…»*
Марина вчиталась в цифры и похолодела. Сумма долга превышала стоимость проданного дома и украденных долларов вместе взятых. И срок возврата — через неделю.
К расписке был приколот визитка. «Микрозаймы. Быстро. Без вопросов».
А в самом низу стопки лежал еще один документ. Ксерокопия.
Заявление на кредит под залог недвижимости. Квартиры. Этой самой квартиры, где она сейчас стояла.
Марина схватила телефон и набрала номер своей подруги, которая работала в Росреестре.
— Люда, прости, что поздно. Срочно. Посмотри по базе мою квартиру. Да, прямо сейчас.
Тишина в трубке длилась вечность. Марина слышала, как Люда стучит по клавишам.
— Марин… — голос подруги дрогнул. — Тут обременение. Вчерашним числом. Залог. Ипотека в силу закона. Ты что, кредит взяла?
— Нет, — прошептала Марина. — Не я.
— Но тут твоя подпись! И доверенность от тебя на мужа. Генеральная. Ты когда доверенность давала?
Марина сползла по стене на пол. Доверенность. Год назад. Когда Сергей оформлял газификацию на даче. Он сказал: «Сделай генералку на три года, чтобы я тебя по инстанциям не таскал». И она сделала.
— Люда, — сказала Марина сухими губами. — Он не только дом продал. Он квартиру заложил.
— Марин, если он не будет платить… — Люда не договорила.
— Я знаю. Банк заберет квартиру.
Марина отключила вызов.
В прихожей тикали часы. За окном выл ветер, швыряя мокрый снег в стекло.
Он уехал. С деньгами. С мамой. На Мальдивы. Оставив ее в квартире, которая уже ей не принадлежала, с долгом, который она не сможет выплатить и за десять лет.
Он думал, что она будет плакать. Думал, что она простит. Думал, что она — просто удобная мебель, которая поскрипит и успокоится.
Марина встала. Подошла к окну. Внизу, у подъезда, такси моргнуло фарами. Сергей садился в машину.
— Ну нет, — сказала она вслух. — Ракушку вы мне не привезете.
Она развернулась и пошла в кладовку. Там, на верхней полке, лежал старый, пыльный чемоданчик с инструментами ее отца. Она достала его, открыла.
Взяла тяжелый разводной ключ. Взвесила в руке.
Нет, это не для Сергея. Это для другого.
Она вернулась в кухню, взяла документы, визитку «Микрозаймов», расписку. Сложила всё в сумку. Оделась: джинсы, свитер, старый пуховик.
Вышла из квартиры, дважды повернув ключ в замке.
Вызвала такси.
— Куда едем? — спросил водитель, глядя на нее в зеркало заднего вида. У женщины был такой взгляд, что ему стало не по себе.
— В аэропорт, — сказала Марина. — И побыстрее.
— Улетаете?
— Нет. Провожаю. Так провожу, что они этот отпуск до конца жизни не забудут.
Марина достала телефон. Нашла в контактах номер, который надеялась никогда больше не использовать. «Дядя Толя (Полиция)».
Гудки шли длинные, тягучие.
— Алло? Маришка? Случилось чего? Ночь на дворе.
— Дядя Толя, — голос Марины был твердым, как гранит. — У меня заявление. О мошенничестве в особо крупном размере. И о подделке документов. Преступник пытается скрыться за границу. Рейс через три часа. Данные сейчас скину.
— Кто преступник-то?
— Мой муж. И его мать как соучастница.
Машина летела по ночному шоссе, разрезая фарами слякоть. Марина смотрела на мелькающие фонари. В кармане вибрировал телефон — звонил Сергей. Наверное, забыл паспорт или зарядку.
Она не ответила.
Игра закончилась. Началась война
