подала на развод после того, как поймала мужа на измене — но слова нашего сына в суде ошеломили всех
Когда Рия застала мужа за предательством, ей пришлось столкнуться со всеми годами молчания, жертв и выживания. Но уже в суде её семилетний сын нанес самый неожиданный удар, раскрыв правду, которая изменила всё…
Я встретила Дэймона, когда мы оба только делали вид, что мы взрослые. Нам было чуть больше двадцати — наивные, без денег, голодные до успеха. Тогда он заставлял меня так смеяться, что я забывала, где нахожусь.
Он заставлял меня чувствовать, что мир обязательно найдёт для нас место только потому, что мы влюблены.
И какое-то время так и было.
Дэймон сделал предложение под дубом на территории колледжа, где мы впервые встретились. Это не было чем-то грандиозным — просто он, стоящий на одном колене, держащий коробочку с кольцом, которая немного дрожала в его руке.
Я помню его взгляд — полный эмоций.
«Рия, ты — моя единственная. Ты всегда ею была», — сказал он.
Мне было двадцать пять, я тонула в студенческих кредитах и хрупком подобии карьеры, которая ещё толком не началась. Дэймон работал в маркетинге, имел кривоватую улыбку, от которой у меня перехватывало дыхание, и мать, которая ненавидела меня ещё до того, как я вообще дала ей повод.
Я думала, что любовь выдержит всё, что будет впереди.
Когда я родила нашего сына Марка, что-то в Дэймоне начало угасать. Сначала я думала, что это усталость. Что бессонные ночи, подгузники, давление нового этапа — всё это нормально. Это же всех проверяет, верно?
Но постепенно поведение Дэймона ухудшилось.
«Я с парнями, Рия. Скоро буду», — стало его девизом.
Он всегда был где-то ещё. Всегда далёкий, отстранённый.
«Ты сама уложи его сегодня? У тебя это лучше получается», — однажды бросил он, надевая куртку.
Потом он стал исчезать и по выходным. Вечно чей-то день рождения, рыбалка или «корпоративный выезд».
А я оставалась дома, поддерживая всё на своих плечах, ходя как призрак по собственному браку.
Весь груз падал на меня: работа, счета, посуда, школа, температуры, царапины, сбитые коленки. И Кармен.
Боже, Кармен.
Мать Дэймона смотрела на меня так, будто я испортила её род. Она никогда не называла моего сына по имени. Для неё Марк был просто «мальчиком» или «твоим ребёнком». Будто произнесённое имя сделало бы его реальным.
И всё же я оставалась — ради Марка. Он заслуживал целый дом, а не половинки.
Пока однажды всё не изменилось.
В тот день я не должна была быть дома. На работе прорвало трубу, здание закрыли, и я забрала Марка из школы раньше.
«Мама, давай испечём печенье! С шоколадными каплями!» — радостно сказал он.
«Посмотрим, что есть в шкафу», — улыбнулась я.
Мы вошли в дом, и всё было слишком тихо. Словно стены задержали дыхание.
И тогда я увидела её.
Не Кармен — к этому я уже привыкла.
А неизвестную женщину, запутавшуюся в наших простынях. Её блузка валялась на полу. Рука Дэймона всё ещё лежала у неё на талии.
Он посмотрел на меня. Не виновато. Не испуганно.
А раздражённо.
«О, ты рано, Рия», — только и сказал он.
Я не закричала. Не спросила — кто она.
Я просто пошла к сыну.
«Давай поедим мороженого прямо сейчас», — сказала я Марку, улыбаясь так, будто не рушилась внутри.
Я отвезла сына к моей матери.
Вернувшись домой одна, я увидела, что и Дэймон, и та женщина уже ушли.
Я собрала всё необходимое, накормила пса Джаспера и вернулась к маме.
Телефон завибрировал.
«Я забираю собаку, Рия. Ребёнок остаётся тебе».
Через минуту — ещё сообщение.
«По крайней мере собака воспитанная».
Его мать. Кармен.
И что-то во мне тихо, но окончательно сломалось.
Утром я подала заявление о разводе и на полную опеку.
День суда был как грозовая туча в груди — тяжёлый и неизбежный.
Судья Рэмси — строгий, бескомпромиссный.
Дэймон пришёл, будто его заставили. Кармен — как человек, который вот-вот подаст жалобу на воздух.
Марк сидел рядом, пытаясь быть храбрым, время от времени находя мой мизинец под столом.
Мы выслушали показания, обвинения…
И тогда Кармен сказала:
«Рия эмоционально нестабильна, Ваше честь. И мой внук боится её. Она, вероятно, шантажирует ребёнка».
Я сидела тихо. Даже дышать боялась.
И вдруг Марк поднял руку.
«Можно я прочитаю, что папа прислал мне вчера?»
Зал замер.
«Судья, — читает он. — Ты должен сказать судье, что хочешь жить со мной и бабушкой, иначе я сделаю так, что мама потеряет дом. Она будет жить на улице, дружище».
Полная тишина.
Судья снял очки.
«Это вы отправили это сообщение своему сыну?»
Дэймон попытался оправдаться.
Но уже было поздно.
И тут встала Симона — сестра Дэймона.
И сказала правду.
«Он просил меня солгать. Он не хочет Марка. Он просто хотел проучить Рию. Сказал, что если получит опеку, ей придётся ему платить».
Кармен ахнула.
Дэймон закрыл лицо руками.
Судья ударил молотком:
«Опека — матери. Дом остаётся ей. Платёж по алиментам — согласно доходу отца. Конец».
После суда я сидела с Марком на скамейке.
Он держался за моё пальто, а его голова была на моём плече.
Симона подошла и извинилась.
Той ночью мы с Марком всё же испекли печенье — липкое, сладкое, идеально тёплое.
«Я рад, что останусь с тобой, мама», — сказал он.
«Я бы в любом случае боролась за тебя», — ответила я.
И это была правда.
Я получила полную опеку.
70% совместного имущества.
Алименты, от которых Дэймон морщил лицо каждый месяц.
И да, Джаспер тоже остался с нами.
Дэймон вошёл в зал суда, надеясь разрушить меня.
Но вышел он уже человеком, который будет платить за всё, что пытался у меня забрать.
